Суды, наказания и казни у Запорожских казаков

Как в выборе войсковой старшины и распределении земель, так и в судах, наказаниях и казнях запорожские казаки руководствовались не писаными законами, а «древнему обычаю, словесным правом и здравым смыслом».

Писаных законов от них следует ожидать прежде всего потому, что община казаков имела слишком короткое прошлое, чтоб выработать те или иные законы, систематизировать их и изложить на бумаге, а также потому, что все историческое жизни запорожских казаков были полны почти бесконечными войнами, которые не позволяли им слишком останавливаться на устройстве внутреннего строя своей жизни; наконец, запорожские казаки вообще избегали писаных законов, опасаясь, чтобы они не изменили их свобод.

Поэтому сами наказания и казни у запорожских казаков касались всего уголовных и имущественных преступлений; это общее правило у всех народов, стоявших и стоящих на первых ступенях общественного развития: человеку нужно прежде защитить свою личность и имущество, а уже потом думать о других, более сложные звенья общественной жизни. Именно поэтому у запорожских казаков за такое преступление, как кража, который в устроенной государству наказывается штрафом или лишением свободы, назначалась смертная казнь: «У них за единственно путы или плеть вешают на дереве».

 Обычай, вместо писаных законов, признавал в качестве гарантии твердого порядка в Запорожье и российское правительство: так, императрица Екатерина II, подавляя восстание гайдамаков, указом от 12 июля 1768 велела «поступать с ними по всей строгости запорожских обрядов».

 Но при этом не следует утверждать, что запорожские судьи, руководствуясь в своей практике исключительно обычаем, позволяли себе произвол или волокиту: незначительная численность запорожского общества, его чисто народный строй и полная доступность каждого члена казачьей общины к высшим начальникам, делали суд в Запорожье простым, быстрым и справедливым в полном и точном смысле этих слов. Обиженный и обидчик устно излагали перед судьями сущность своего дела, выслушивали их устное решение и сразу прекращали свои распри и недоразумения. к тому же перед судьями все были одинаково равны – и простой казак и значительный товарищ.

 Акты судебных казацких дел, дошедших до нас, обнаруживают, что запорожцы признавали: право первой займу, право договора между товарищами, право давности владений, – последнее, впрочем, допускалось лишь в мизерных размерах, да и то в городах: оно касалось не пахотных земель и угодий, которые были общей собственностью казаков, а небольших огородов и усадеб у домов; признавали обычай наставление преступника бросить злые дела и вести себя праведно, допускались следствия «по самой справедливости, зрелым взглядом» в любое время, кроме постных дней первой седмицы; практиковалось предварительное заключение преступников в военную тюрьму или пушкарню и суровый суд или пытки; конце разрешалась порука всего войска и духовных лиц за преступников, особенно если эти преступники предварительно проявляли себя с выгодной для всего войска стороны или были ему почему нужны.

 Те же акты и свидетельства современников дают несколько примеров гражданского и уголовного судопроизводства у запорожских казаков. Из преступлений гражданского судопроизводства важнейшими считались дела с несправедливой денежной претензии, неуплаченного долга, взаимных ссор, различных убытков и потравы, дела о превышении определенной в Сичи нормы продажи товаров.

 Из уголовных преступлений крупнейшим считалось убийство казаком товарища, побои, причиненные козаком казаку в трезвом или пьяном виде, воровство казаком у товарища и укрывательство им краденых вещей: «особенно суровыми были за крупную кражу, за которую, при двух определенных свидетелях, наказывают насмерть ». Связь с женщиной и содомский грех, учитывая обычай, запрещавший сечевым казакам бракосочетания; обида женщины, когда казак «обесславит женщину, как не принадлежит», ибо такое преступление «в поругания всего Войска Запорожского служит»; дерзость относительно начальства, особенно по чиновных людей русского правительства; насилие в самом Запорожье или в христианских селениях, когда козак отнимал у товарища лошадь, скот и имущество; дезертирство, то есть самовольное отлучение казака под разными предлогами в степь во время похода против неприятеля; гайдамацтво, т.е. кража лошадей, скота и имущества в мирных жителей украинских, польских и татарских областей или у купцов и путешественников, проезжавших запорожскими степями; приведение в Сечь женщины, не исключая матери, сестры или дочери; пьянство во время похода на неприятеля. Последнее всегда считалось у казаков уголовным преступлением и влекло за собой суровое наказание.

 Суровые законы, как отметил Всеволод Каховский, объясняются в Запорожье тремя причинами: во-первых, тем, что туда приходили люди сомнительной нравственности, во-вторых, тем, что войско жило без женщин и не испытывало их смягчающее влияние на нравы, в-третьих, тем, что казаки вели постоянную войну и потому для поддержания порядка в армии нуждались особенно строгих законов.

 Судьями у запорожских казаков была вся войсковая старшина, т.е. кошевой атаман, судья, писарь, военный есаул, довбыш, Паланковое полковник и иногда весь Кош. Кошевой атаман считался высшим судьей, поскольку имел верховную власть над всем войском; решение суда Коша время сообщалось особым документом, в котором писалось: «По приказу господина кошевого атамана такого-то, военный писарь такой-то».

 Военный судья лишь рассматривал дела, давал советы сторонам, но не утверждал своих определений; войсковой писарь время преподавал приговор старшины на совете; время извещал осужденных, особенно если дело касалось лиц, живших не в самой Сечи, а в паланках; военный есаул выполнял роль следователя, исполнителя приговоров, по-лицийного чиновника; он рассматривал на месте жалобы, следил за исполнением приговоров атамана и всего Коша, оружием преследовал разбойников, воров и грабителей; военный довбыш был помощником есаула и приставом при экзекуциях; он прилюдно зачитывал приговоры старшины и всего войска на месте казни или на военном совете; курении атаманы, которые зачастую выполняли среди казаков роль судьи, в собственных шалашах имели такую ​​силу, что могли рассматривать споры сторон и телесно наказывать за какие проступки; наконец, Паланковое полковник со своими помощниками – писарем и есаулом, который жил далеко от Сечи, ведавший пограничными разъездами и руководил казаками, жившими в степи в отдельных хуторах и слободах, во многих случаях, при отсутствии сечевой старшины, выполнял также и роль судьи в своих владениях.

 Наказания и казни у запорожских казаков назначались разные, в зависимости от характера преступлений. С наказаний применялись: привязывание к пушке на площади за пренебрежение начальства и особенно за денежный долг: если казак задолжает казаку и не захочет или не сможет оплатить ему долг, виновного приковывают цепями к пушке и оставляют до тех пор, пока либо он сам не заплатит своего долга, или кто другой не поручится за него; подобный способ наказания, но только за воровство, существовал у татар, и можно предполагать, что казаки заимствовали его у мусульманских соседей; порка плетью под виселицей за воровство и гайдамацтво: «будучи сами большими ворами с точки зрения постороннего, они жестоко наказывают тех, кто и малейшую вещь украдет у своего товарища »; повреждение членов« изломлением одной ноги на сходку »за ранение ножом в пьяном виде;« за большой вины переламливалы руку и ногу »; разграбление имущества за самовольное превышение таксы – установленной в Сичи нормы продажи товаров, продовольствия и напитков; ссылку в Сибирь, которое, наконец, стало применяться лишь в последнее время исторического существования запорожских казаков, по императрицы Екатерины II; переводы столетних дедов указывают также на наказание розгами, но документов об этом нет, поэтому следует считать, что такое наказание допускалось лишь как единичное явление, мало соотносительно с честью запорожского «рыцаря»; наконец, при взаимной ссоре, по преданию, допускалась и дуэль.

 Казни, как и наказания, у запорожских казаков назначались разные, в зависимости от преступления, совершенного тем или иным лицом.

 Самой страшной казнью было закапывание преступника живым в землю: так поступали с тем, кто убивал своего товарища – убийцу клали живым в гроб вместе с убитым и обоих закапывали в землю. Наконец, если убийца был храбрым воином и добрым казаком, его освобождали от этой страшной казни, заменяя ее штрафом.

 Но самой популярной казнью у запорожских казаков было забивание палками возле позорного столба: до этого осуждали лиц, совершивших кражу или спрятали украденные вещи, позволяли себе прелюбодеяние, содомский грех, побои, насилие, дезертирство. Позорный столб стоял на сечевой площади у колокольни, у него всегда лежала связка сухих дубовых палок с головками на концах, называемых киями и похожих на палки, которые привязывают к цепа. Кии заменяли запорожцам великорусские плети. Если один казак украдет у другого какую-то мелочь, то ли в самой Сечи, или вне ее, а затем его разоблачат, то его приводили на площадь, приковывали к позорному столбу и держали обычно в течение трех дней, а иногда и больше, пока он не уплатит денег за украденную вещь. В течение этого времени мимо преступника проходят товарищи, причем одни молча смотрят на привязанного; другие, напившись, ругают и бьют его; третьи предлагают ему денег: четвертые, прихватив с собой водки и калачей, поят и кормят его, и хотя преступнику не хотелось ни есть, ни пить, он все же должен это делать.

 «Пей. сукины сыну, вору! Как не будешь пить, то будем тебя, сукины сына, бить! »- Кричали казаки. Но когда преступник выпьет, то казаки, прицепились к нему, говорят: «Теперь же, брат, дай-ка мы тебя немного попобьемо». Напрасно тогда преступник будет молить о пощаде; на все его просьбы казаки упорно отвечают: «За то мы тебя, сукины сыну, и водкой поили, что нам тебя надо попобиты». После этого они наносили несколько ударов привязанному к столбу и уходили, за ними появлялись другие. В таком положении преступник оставался сутки, а то и пять подряд, на усмотрение судей. Но обычно бывало так, что уже за одни сутки преступника убивали насмерть, после чего его имущество отбирали на войско; случалось, впрочем, что некоторые из преступников не только оставались жить, но и получали от своих пьяных товарищей деньги. Иногда наказанием палками заменяли смертную казнь: в таком случае у наказанного отбирали скот и движимое имущество, причем одну часть скота отдавали на войско, другую – старшина паланки, третью часть и все движимое имущество виновного – его жене и детям, если он был женатым.

 Кроме позорному столбу у запорожских казаков использовали виселицу и железный крюк: в них осуждали за «большую» или неоднократную кражу.

 Виселице ставили в разных местах запорожских вольностей над большими дорогами или дорогами, они имели вид двух столбов с перекладиной наверху и с веревочным силком или петлей на перекладине. Чтобы выполнить казнь, преступника сажали верхом на лошадь, подводили под виселицу, набрасывали на его шею петлю, быстро отгоняли коня, и преступник оставался висеть в петле. Передают, что от виселицы, по казацкому обычаю, можно было спастись, когда некая девушка проявляла желание выйти за преступника замуж; если этот перевод правильный, то этот обычай допускался, очевидно, учитывая постоянное стремление запорожцев всячески увеличить свою численность за существующего парней сечевиков , но по привычной семейной жизни в паланок казаков. В этом отношении очевидцы приводят такой случай. Однажды вели какого-то преступника на казнь; навстречу ему вышла девушка под белым покрывалом и изъявила желание выйти за него замуж. Преступник, приблизившись к девушке, стал просить ее снять с лица покривку. Девушка сняла. Тогда преступник, увидев перед собой чудовище, изрытым оспой, публично заявил: «Как иметь такую ​​Дзюбу вести к браку, лучше на виселице дать дуба!”

 Железный крюк – и сама виселица, но с заменой петли веревкой с острым железным крюком на конце. Преступника, осужденного на крюк, подводили к виселице, застромлялы под ребра острый крюк и оставляли его так висеть до тех пор, пока его тело не разлагалось и не рассыпались кости, для устрашения ворам и преступникам; снять труп с виселицы не разрешалось никому под угрозой смертной казни. Железным крюком пользовались поляки и, конечно, от них его переняли и запорожские казаки.

 Острая свая или острый кол – это высокий деревянный столб с железной спицы наверху; для того, чтобы посадить на острую курю преступника, несколько человек поднимали его по круглой лестнице и сажали на кол, острый конец круга протыкал все внутренности человека и выходил среди позвонков на спине. Наконец, запорожцы редко применяли такую ​​казнь, и о ее бытовании рассказывают лишь предания древних дедов; зато поляки очень часто практиковали эту казнь для устрашения козаков: запорожцы называли смерть на острой сваи «столбовой» смертью. «Так умер покойный отец, так и я умру потомственно столбовой смертью».

 Народные предания рассказывают, что когда поляки подносили на кол запорожцев, то они, сидя на них, издевались над ляхами, прося у них потянуть трубку и потом, покурив, осматривали своих злейших врагов мутными глазами, плевали им «в лицо-глаза», проклинали католическую веру и спокойно умирали «столбовой смертью». Острая свая практиковалась у поляков и татар, от которых, видимо, и была заимствована запорожцами. Для выполнения всех перечисленных казней у запорожских казаков вообще не существовало ката; когда была потребность казнить какого преступника, то его приказывали казнить преступнику, если же в то время был только один преступник, то его оставляли в тюрьме до тех пор, пока не ‘появлялся второй; тогда новый преступник казнил старшего.

 С рукописей Очевидца судебных порядков у запорожских казаков, рассказывает о них так: «Права запорожские, по которым они судили и решали спорные дела, были такими. Когда, скажем, случится, что двое казаков между собой засперечаються или подерутся, или друг другу по-соседски сделает вред, то есть своим скотом выпаса хлеб или сено или причинит какой-то другой несправедливости, и не могут помириться между собой, тогда оба, купив на базаре по кружке вина, идут судиться в паланку, к которой принадлежат, и, положив калачи на сырно (стол), становятся возле порога, низко кланяются судьям и говорят: «кланяемся, господа, хлебом и солью». Судьи начинают спрашивать: «Какое ваше дело, господа молодцы?»

 Тогда обиженный говорит первым: «Вот, господа, какое наше дело: этот (показывает на своего товарища) обидел, вот столько-то вред мне своим скотом сделал и не хочет мне заплатить и пополнить, следующего за потравы сена и за забой хлеба ». Судьи обращаются к обидчику: «Ну, братец, говори, правда ли то, что товарищ тебя говорит?» На что обидчик отвечает: «Да что ж? То все правда, что я вред сделал моему соседу и не отрекаюсь, но не могу его вдовольствуваты затем, что он лишнее от меня требуе и вреда не имеет столько ». Выслушав их, паланка посылает от себя казаков для засвидетельствования ущерба. После их возвращения, если жалоба оказывалась подходящей, судьи говорили обидчику: «Ну, что ж ты, братец, согласен заплатить ущерб своему соседу или нет?” Обидчик тогда снова кланяется судьям и отрицает: «Да что же, господа, лишнее он с меня требуе, я не согласен платить, в воле ваши и ». Судья долго уговаривает обе стороны помириться и, если они согласны, то паланка сама решает их дело и отпускает по домам. Если же обидчик крутится и не примирюеться в паланке, то их отсылают в Сечь. Когда же позовникы приедут в Кош, то спрашивают друг друга: «А в чей же шалаш впереди пойдем?” Обиженный обычно отвечает: «Пойдем, брат, к нашему шалашу». «Ну, хорошо, пойдем и к вашему куреня», – отвечает позваный. Войдя в шалаш, оба подходят к атаману и говорят ему: «Здравствуй, отец!». «Здравствуйте, господа молодцы! – Отвечает атаман, – садитесь ». «Да нет, отец, никогда садиться, мы дело к тебе имеем». «Ну, говорите, какое ваше дело?» – Спрашивает атаман, и тогда обиженный рассказывает всю приключение и свою обиду, и то, как они судились в паланке. Атаман, выслушав его, спрашивает обидчика, которого он куреня, и узнав, закричит ребятам: «Подо только такого-то шалаша атамана попросите ко мне». Когда этот атаман появится и сядет, то первый его спрашивает: «Это ли вашего куреня казак?»

 Второй атаман, спросив казака, получает ответ: «Да, отец, наш курень». После чего дело вновь рассказывается, и атаманы говорят друг другу: «Ну что, брат, будем делать с сими казаками?», А второй атаман обращается к ним: «Да вас уже, братья, и паланка судила?» «Судили, отец» , – отвечают они и кланяются. Атаманы уговаривают позовникив. «Помиритесь, удовлетворит тут же друг друга, и не мордует начальства». Когда обидчик отвечает: «Да что же, родители, когда он требуе лишнее», то атаманы, видя его упорство, говорят своим казакам: «Ну, теперь же, братики, востоке все четверо к судье, что скажет судья». «Хорошо, – отвечают казаки, – подождите же, родители, мы пойдем на базар и купим калачей». Таким образом, все четверо отправляются в судьи. Сначала входят атаманы и, поклонившись, говорят: «Здравствуйте, ваша милость». Судья отвечает: «Здоровые и вы, господа атаманы. Прошу садиться ». Затем появляются позовникы, кланяются судьи, кладут калачи на сырно и говорят: «кланяемся вам, сударь, хлебом и солью». «Спасибо, господа-молодцы, за хлеб и за соль», – отвечает судья и, обращаясь к атаманов, спрашивает: «Что это у вас за казаки? Какое дело имеют? »Один из атаманов рассказывает подробно все дело, решение паланки и их собственное.

 Тогда судья обращается к обидчику: «Да как же ты, братец, решился с этим казаком, когда вас судили и паланка, и атаманы, и я приговариваю обиженного удовлетворить, а ты не хочешь этого сделать из упрямства, хотя со всех сторон виноват ».

 Но бывает, что позваный не соглашается, держится на самом упрямства и повторяет то, что и раньше: «Да что же, сударь, когда он лишнее требует». «Так ты не согласен, братец?» «Нет, сударь». «Ну, теперь же вы, господа атаманы, идите с ними в кошового, там уже будет им последний суд, решения; идите с богом, господа атаманы, а вы, братцы, забирайте с собой и свой хлеб с творожная». «Да нет, сударь, мы себе купим на базаре». «Забирайте, забирайте, – гневно повторяет судья, – и не держите атаманов, потому что им не одно дело ваше». Наконец, взяв свои хлебы, казаки с атаманами уходят в шалаш кошевого, все кланяются, приговаривая: «Здорово, вельможный пан».

 Казаки, положив калачи, добавляют: «кланяемся, вельможный пан, хлебом и солью» и, остановившись у двери, еще раз низко кланяются. На что кошевой отвечает: «Здорово, господа атаманы. Спасибо, молодцы, за хлеб, за соль, а что это, господа атаманы, у вас за казаки? "Атаманы снова подробно рассказывают все дело. Кошевой, немного помолчав, обращается к обидчику и говорит ему: «Ну, как же ты, братец, думаешь решиться с сим казаком? Вас решила паланка, вас решили атаманы, вас решил и судья военный, и теперь дело дошло и до меня. И я, розслухавшися, признаю, что паланка решила ваше дело хорошо, которое и я утверждаю и признаю тебя во всем виновным. Так что же ты мне скажешь? Согласен ли ты обиженного удовлетворить? »« Нет, вельможный пан, требуе лишнее ».

 Кошевой повторяет громко и с гневом: «Так ты, братец, не согласен?» «Да, знатный господин, не согласен, в воле вашей». «Ну, хорошо», – встав и исходя из шалаша говорит кошевой; атаманы и казаки так же выходят и, кланяясь, говорят ему: «Прощай, вельможный пан». «Прощайте, паны-молодцы, прощайте да и нас не забывайте», – говорит кошевой и, выйдя из шалаша, созывает свою челядь: «Сторожа, киев». Слуги бегут и несут охапками кии. Тогда вельможный говорит: «Ну, ложись, братец. Вот мы тебя проучим, как правду делать и господ уважать ». «Помилуй, вельможный пан!» – Орет тогда казак не своим голосом. «Нет, братец, не нужно помилование, если ты такой упрямый. Казаки, на руках и на ногах станьте. Сторожа, берите кии и бейте его хорошо, чтобы знал, почем фунт лиха ».

 Когда кии начнут между собой говорить, по ту и по другую сторону, винный казак молчит и слушает, что скажут. И когда виновного уже хорошо угостят, то есть дадут 50 или 100 киев, тогда кошевой говорит: «Хватит». Сторожа, подняв свои кии на плечи, стоит, как солдаты с ружьями на страже, но казаки еще придерживают виновного, ожидая окончательного решения. Кошевой вновь обращается к виновному: «Послушай, братец, как тебя паланка решила и сколько обиженный требует, заплати ему непременно, и сейчас заплати, на моих глазах». Тогда виновный отвечает: «Слышу, вельможный пан, слышу и готов все исполнить, что прикажешь».

 Кошевой продолжает: «А что это тебя выбили, то переноси здорово, чтобы ты не слишком мудрил и не упирался. А может тебе еще добавить киев? »Но виновный с жалобным криком просит:« Будет с меня и этого, никогда не буду противиться, буду чтить господа ». Тогда наконец кошевой угомонится и скажет казакам на страже: «Ну, хватит, вставайте и казака на волю пускайте, а кии подальше прячьте».