Малороссийские казаки в войнах XIX века

 © 2010 г., А. И. Лисниченко (г. Киев), 

© 2010 г., Н. И. Шило (г. Москва)

    В своё время классики украинской литературы, оплакивая разрушение Запорожской Сечи и уничтожение казацких вольностей, создали в представлении народа стойкое убеждение в том, что времена казачьей славы Украины остались далеко в прошлом. Отчасти они были правы, так как с расформированием десяти левобережных полков[a] казаки Черниговщины и Полтавщины (более известные под общим наименованием «малороссийских» или, иначе, «городовых» или «реестровых») потеряли свою войсковую организацию[b]. Тем не менее, «расказачивания» (в сословном смысле) в бывшей Гетманщине при этом не произошло, в отличие от других регионов Украины, в частности, Земли Войска Запорожского. Более того, в начале XIX века на территории Черниговской и Полтавской губерний было образовано специальное невойсковое казачье сословие. 

  Согласно указу Правительствующего Сената, в него зачислялись только те, кто мог документально доказать или предъявить свидетелей, что до 1782 года его предки числились выборными казаками[c], то есть несли действительную военную службу. Кроме разъяснения по существу, Сенат дал и точную инструкцию, которой нужно было руководствоваться на будущее время при разрешении исков о возобновлении казачества. Согласно этой инструкции, «отыскивающий козачества» в первоначальной своей просьбе обязан объявить, что он происходит от предка, «служившаго козаком и состоявшего в реестре выборных козаков, или так называемом компуте, и таковым числился до самой ревизии 1782 года, но при оной, или в последующее затем время, в числе владельческих подданных написан для укрепления несправедливо, на что и должен представить при сей же просьбе достоверныя, ясныя и никакому сомнению неподверженныя письменныя доказательства, подкрепляемыя свидетелями, что он действительно происходит от таковых предков». При отсутствии документальных данных, проситель должен был представить свидетелей, которые могли бы показать под присягой, что проситель действительно казачьего рода; свидетелей нужно было представить не менее двенадцати человек, чтобы они были или дворяне, или казаки, купцы и мещане. Если при рассмотрении иска оказывалось, что проситель по ревизии 1782 г. числился ещё казаком и был закрепощён после этой ревизии, то поветовые суды должны были делать немедленно распоряжение об освобождении из крепостной зависимости, хотя бы со стороны владельца и был заявлен протест.

 Почти одновременно с упорядочением ведения исков о казачестве, был разрешён очень важный вопрос о праве казаков на неограниченное владение принадлежащей им земельной собственностью [23, с. 37]. Таким образом, казаки остались казаками, а казачьи общества сохранили за собой права и привилегии, уходящие своими корнями в литовское право и отчасти сходные с шляхетскими. В то же время казачеству, особенно беднейшим его слоям, приходилось противостоять (и не всегда успешно) попыткам закрепощения со стороны бывшей казачьей старшины, верхушка которой получила права российского дворянства.

  Причин, по которым малороссийским казакам удалось сохранить свою сословную принадлежность и определённые привилегии, было несколько. Во-первых, очевидно, что сразу лишить прав столь своенравную, хотя внешне и миролюбивую, категорию населения царская власть не рискнула, помня, чем это обернулось в своё время для Польши. К концу XVIII века именно земли, сформировавшие впоследствии Полтавскую и Черниговскую губернии, были казачьими как по типу самоуправления, так и по составу населения. Вдобавок к самым ранним казачьим поселенцам Левобережья, колонизировавшим «Дикое поле» после татарского нашествия, и ветеранам польских походов против Московии времен Смуты, получившим от польского короля в качестве платы за службу земли поблизости полуразрушенных левобережных замков [15], было ещё несколько волн, повысивших концентрацию казачьего населения в здешних краях. Сюда, на Левобережье Днепра массово переселялись в конце XVII века казаки правобережных полков[d], не желавшие снова попасть под польский гнёт. Сюда же в основном возвращались и запорожцы, уходя на покой по завершении службы или в поисках убежища после разорения Сечи[e]. Во-вторых, превратив находящиеся в тот момент на службе казачьи формирования в регулярные полки, правительство оставляло «про запас» возможность пополнять свою армию за счёт не отвыкшего ещё от военного быта населения, что и происходило неоднократно в течение XIX века.

 Кроме того, в течение XIX века неоднократно выдвигались идеи о переустройстве бывшего малороссийского войска. В частности, генерал-губернатор Малороссии князь Н. Г. Репнин-Волконский (1778–1845), известный своим благосклонным отношением к малороссийскому казачеству, говорил об этом так: «Настоящим владельцам земли, гораздо более предстоит способов к пожертвованиям, нежели наемникам, или содержателям чужих земель; посему козакам удобно было выставлять при гетманах своих весьма значительное число пеших и конных войск в древнем их образовании; потом составлялись из них компанейские полки; после, в царствование Екатерины II, устроились и наполнялись из них десять карабинерных полков, наконец, давали они рекрутов, и, по сокращении им срока службы, каждый почти отслуживал свою очередь, и сохранился в них до ныне воинственный дух» [23, с. 33].

 Таким образом, в начале XIX века малороссийское казачество представляло собой своеобразное общество в «переходном состоянии», помнящее своё недавнее военное прошлое и гордящееся былой казачьей славой[f], и в то же время недовольное своим теперешним положением, рекрутским набором, страдающее от безземелья[g] и попыток закрепощения. Такое неустойчивое положение требовало хотя бы временного разрешения. И случаи снова проявить «сохранившийся доныне воинственный дух» малороссийского казачества представились неоднократно. 

 Война 1812 года

 С началом вторжения Наполеона правительство стало срочно изыскивать все возможные средства и резервы, как уже имеющиеся (регулярная армия), так и дополнительные, для отражения противника. Со своей стороны, казаки бывшей Гетманщины сами выразили готовность принять участие в войне и пожертвовать деньги на поддержку армии. С момента расформирования «старых» казачьих полков прошло не так уж много времени. Подросли казачьи сыновья, стремившиеся, подобно отцам, быть казаками. Кроме того, именно с участием в войне казаки связывали надежды на восстановление прежнего статуса Малороссийского войска. 

 Зная об этих настроениях среди казачьего населения, малороссийский генерал-губернатор князь Я. И. Лобанов-Ростовский (в должности в 1808–1816 гг.) высказал мысль о возможности усиления императорской армии за счет малороссийского казачества. Генерал-губернатор даже отмечал готовность казаков в случае надобности выставить двойное число добровольцев или даже идти поголовно [9, с. 88]. Вскоре император Александр І издал рескрипт о формировании в Полтавской и Черниговской губерниях казачьих полков, которые должны были «…заменить Малороссии обыкновенный рекрутский набор, в прочих губерниях к осени приготовляемый» [6, с. 45].

 Копии рескрипта были разосланы всем земским комиссарам и сопровождались собственным воззванием генерал-губернатора к казакам, где он обещал выхлопотать у императора в награду за формирование казачьих полков полное освобождение казаков от рекрутских наборов и образование особого украинского войска, «близко похожаго с древним состоянием малороссийских воинов». «Я при сем случае, – писал князь, – имею всему здесь козачьему сословию объявить, что тем снаряжением избавляются они не токмо перваго рекрутскаго набора, но, по миновании в тех полках надобности, все они распустятся в домы свои, навсегда останутся принадлежащими украинскому войску и по первому востребованию обязаны опять явиться на службу и, составить свои полки, офицера же пользуются содержанием и всеми по службе правами, уланским офицерам присвоенными: они имеют установленную форму по полкам, они считаются на службе даже в то время, когда полки распустятся, ибо тогда будет их обязанностью иметь полное сведение о состоянии и занятии подчиненных им козаков. Таковое сих полков устройство столь близко похоже с древним состоянием малороссийских воинов, что нет сомнения, что здешнее козачее общество предоставит одним избранным пользоваться и польстится употребить сей случай, чтобы доказать многочисленной формировкой, что они все достойны получить навсегда право составлять из себя защиту и служить не по очереди рекрутской, а по усердию к Царю и ревности к ремеслу, в коем отличаться они всегда умели, ибо кто не ведает, что быть на войне было сущее дело предков их» [23, с. 47].

 Идея массового привлечения малороссийских казаков в действующую армию была поддержана и П. И. Багратионом. В докладной записке «Виды на формирование в Малороссии казацких легко-конных полков», которая была подана царю и в которой также предлагалось возродить малороссийское казачье войско, он указывал, что обе малороссийские губернии могут «без отягощения» выставить 10 полков по 1 000 «совершенно способных к службе» казаков в возрасте 20–40 лет» [5, с. 94].

 Тогдашнее казачье население Малороссийского генерал-губернаторства (Черниговской и Полтавской губерний) составляло 454 983 человек. Вместо предлагаемых Багратионом десяти полков, было сформировано 15 конных казачьих полков общей численностью в 18 тысяч человек (девять – в Полтавской и шесть – в Черниговской губерниях)[h]. Каждый полк состоял из 12 сотен и имел полкового командира, двух штаб-офицеров, двух адъютантов, одного казначея и одного штаб-трубача; на каждые 150 человек по одному ротмистру, поручику, вахмистру, два корнета, 10 унтер-офицеров и два трубача [19, с. 363–365].

 На Черниговщине 1-й казачий полк был сформирован подполковником Семекой в Чернигове из казаков Черниговского и Нежинского уездов; 2-й – полковником Потресовым в Новозыбковском уезде, 3-й – капитаном Шапошниковым-Сахно в Коропе Кролевецкого уезда, 4-й – майором Миклашевским в местечке Воронеж Глуховского уезда, 5-й – подполковником Шейнертом в Козелецком уезде и 6-й – майором Турчаниновым в Стародубском уезде [5, с. 95]. Общая численность черниговских казачьих полков составила 7 200 человек.

В Полтавской губернии 1-й казачий полк под командованием майора Куклярского был сформирован в местечке Голтва Кобелякского повета. 2-й под командованием майора Дарагана – в местечке Белики Кобелякского повета. 3-й штабс-капитана Оверни – в местечке Камышня Миргородского повета. 4-й полковника Муравьёва – в местечке Крапивном Золотоношского повета. 5-й подполковника Санковского – в местечке Горошине Хорольского повета. 6-й надворного советника Свечки – в местечке Яготин Пирятинского повета. 7-й майора Александровича – в местечке Срибное Прилуцкого повета. 8-й полковника де Коннора – в местечке Иваница Прилуцкого повета. 9-й майора Товбички – в местечке Веприк Гадяцкого повета. Общая численность полтавских казачьих полков составила 10 800 человек [5, с.95].

 Вооружение и обмундирование закупались за счёт казачьих общин[i]. Например, в Черниговской губернии для этого было собрано 2233 тыс. руб. Каждый казак обязан был иметь коня, конскую сбрую и мундирную одежду по образцу, три рубахи, две пары сапог, две пары онуч (полотняные и суконные), шапку «из решетиловских смушек», бурку, нагайку и два пояса. 

 Во время войны черниговским и полтавским казачьим полкам пришлось проявить себя как в действующей армии, так и в охранной службе на границах Киевской и Черниговской губерний, где они составляли кордоны для недопущения проникновения туда французских войск и их польских союзников. Остановимся на некоторых эпизодах войны, в которых принимали участие казаки-черниговцы.

 Первый Черниговский конный казачий полк получил боевое крещение в сентябре 1812 года между Речицей и Гомелем, где он вместе с регулярными частями, прибывшими из Гомеля, разгромил отряд из польской дивизии Я. Х. Домбровского, чем остановил дальнейшее продвижение последнего. После этого полк был возвращён в Черниговскую губернию для несения охранной службы. В начале января 1813 года он был направлен на территорию Великого Герцогства Варшавского, где принял участие в боевых действиях. Особенно трудной для казаков 1-го Черниговского полка оказалась осада крепости Новое Замостье, которую защищал 4-тысячный польский гарнизон [16, с. 54]. В результате мелких стычек, а также по причине голода и болезней во время длительной осады полк понёс большие потери. Достаточно красноречиво это иллюстрирует список казаков из села Талалаевки Нежинского уезда (см. Приложение 1). Кроме казаков, находящихся «при полку налицо», потери, составившие треть от общего числа талалаевских казаков, в основном обозначены пометками типа «умер в феврале [и позже] 1813 года». В январе 1814 года, в когда-то самом многочисленном из черниговских полков (1 236 казаков) осталось 885 человек. Полк был оставлен в Польше на переформирование, а в сентябре был введён в состав 7-го корпуса генерала от инфантерии Д. Е. Сакена, входящий в 3-ю Западную армию.

  Другие малороссийские казачьи полки также с честью показали себя на полях битв. Например, командир 3-го Черниговского полка Шапошников-Сахно с гордостью докладывал М. И. Кутузову: «Вверенный мне полк участвовал в сражениях, находился все время на передовых постах и показал отличную храбрость и мужество» [14, с. 4]. Правда, этот рапорт дорого обошелся черниговским казакам. В сентябрьских боях за Чечерск полк потерял около трети своего личного состава. За смелость и мужество, проявленные в боях под Чечерском, 34 казака и офицера 3-го Черниговского полка были награждены крестами на георгиевской ленте, среди них унтер-офицеры Г. Макаренко, А. Степаненко, Г. Котляр, казаки А. Педько, Ф. Гриценко, Л. Мазговой, В. Пеховка, А. Маленко, Ф. Кабачной, И. Недбайло, М. Макуха и др. [2, ф. 103, оп. 208а, д. 61, л. 43].

 О потерях, понесённых Четвертым Черниговским конным казачьим полком красноречиво свидетельствует, в частности, «Именной список 4-го малороссийского Черниговского конного козачьего полка нижним воинским чинам всем тем, какие только с начала составления полка поступили с отметками состоящих налицо, также убылых и находящихся за болезни в гошпиталях и в других командировках июля 8 дня 1814 г.» (см. Приложение 2)  [2, ф. 395, оп. 311, д. 28, лл. 346–440]. Согласно этому источнику, за два года войны ивангородские казаки потеряли половину личного состава.

 Малороссийские казаки часто использовались в целях разведки. Известный историк донского казачества Е. П. Савельев писал: «Сформированному в начале великой борьбы с наполеоновским нашествием на Россию в 1812 году Малороссийскому казачьему Войску … выпала завидная честь, почти во все время войны внутри России и в заграничном походе участвовать наравне с испытанными в битвах Донскими полками, исключительно в передовом охранении русской армии и служить ее начальникам "глазами и ушами". Воинственный дух предков так крепко жил в душах Малороссийских казаков, несмотря на многочисленные невзгоды, что на них обратил внимание сам "вихорь-атаман" граф Платов и по его ходатайству некоторые Малороссийские полки были включены в состав летучего корпуса» [22].

 По окончании войны казаки были распущены по домам. Воинский долг был исполнен. Настало время царскому правительству выполнить обещанное. В 1816 году был издан указ императора Александра I, в котором говорилось: «Имея в особенном уважении усердный подвиг малороссийских козаков, вооруживших в 1812 г. собственным иждивением 15 конных полков на защиту отечества, мы с удовольствием приступаем ныне к образованию сего сословия на правилах, воинскому духу его свойственных, долженствующих расширить и упрочить навсегда выгоды его поселения и связать козаков неразрывными узами со всеми прочими военными силами нашими. Но как обширная соображения, долженствующия предшествовать окончательному устройству малороссийских козаков, необходимо требуют времени; то Мы, желая обратить сие самое время в пользу козаков, доставя возможность тем из них, кои на службе находятся, употребить оное на улучшение своего хозяйства, повелеваем вам привести в исполнение следующия распоряжения:

 1-е. Удостоверить всех вообще козаков … в непреложности наших намерений и попечений о лучшем устройстве их; объявить тем из них, кои находятся в составе полков <…>, особенное Наше за верную их службу благоволение, и что с сим вместе воинские труды их оканчиваются.

 2-е. Предписать командирам полков немедленно распустить козаков по домам, предоставя им полную свободу в недрах семейств своих заниматься хозяйственными упражнениями».

 Согласно этому же указу, козаки были освобождены «от всех других податей и сборов, кроме подымной по три рубля и за право винокурения по одному рублю, итого по четыре рубля с души, которые, собирая на прежнем основании с начала сего года, присовокуплять сумму оных к суммам вышеозначенным, и хранить в Казенной Палате на том же основании для употребления в пользу устройства тех-же козаков, по усмотрению Нашему. Само собою, впрочем, разумеется, что общественныя повинности, как-то: содержание почт, дорог, мостов и проч., остаются в своей силе». Офицеры, служившее в казачьих полках, должны были быть удовлетворены жалованьем за весь 1815 год; кроме того, Государь поручил генерал-майору графу Витту «объявить им особенно» монаршую милость и благоволение и «отобрать отзывы от тех из них, кои пожелают вступить в военную службу», для представления на высочайшее усмотрение [21, т. XXXIII, № 26309].

 В 1817 г. последовал указ от 29 марта, которым разрешалось офицерам пятнадцати малороссийских козачьих полков, распущенных по домам, носить мундир [21, т. XXXIV, № 26755]; «мундирныя вещи», согласно указу от 11 июня 1816 г., были оставлены и рядовым козакам «в награду службы их».

 Таким образом, обещания князя Лобанова-Ростовского о том, что рядовые казаки «навсегда останутся принадлежащими к украинскому войску» (а именно это обстоятельство весьма способствовало в 1812 году активному участию малороссийских казаков в войне) перетекли в новые обещания царя «приступить к образованию сего сословия на правилах, воинскому духу его свойственных, <…> и связать козаков неразрывными узами со всеми прочими военными силами». Однако царское обещание впоследствии не было выполнено. Вместо этого в недрах правительства родился план по переселению добровольцев из числа малороссийских казаков на территории уже существующих казачьих войск, в частности, Черноморского. Таким образом, правительство решало сразу несколько задач. С одной стороны, Черноморское войско, защищавшее границы России на Кубани и на ближних подступах к Кавказу, постоянно находилось в состоянии вялотекущей войны с черкесами и остро нуждалось в пополнении. С другой стороны, это позволяло убрать с территории Малороссии лишние, потенциально неблагонадежные элементы, обиженные невыполнением предыдущих обещаний.

 Тем не менее, малороссийские казаки, ещё раз доказавшие всем и самим себе, что, подобно предкам, «быть на войне сущее дело их», охотно откликнулись на призыв правительства к переселению в 1820 г. двадцати пяти тысяч человек на Кубань с целью умножения Черноморского войска. Незнакомая местность и тяжёлая служба, сопровождаемая постоянными стычками с горцами, не пугали казаков. Не менее важным был и экономический фактор (безземелье), заставлявший полтавцев и черниговцев покидать родную Малороссию. С 1820 по 1825 г. в Черноморию переселилось из Полтавской и Черниговской губернии 25 627 душ мужского и 22 755 душ женского пола. Оставшиеся на родине казаки продолжали, пользуясь терминологией царского указа, «заниматься хозяйственными упражнениями», при этом не оставляя надежд на улучшение своего положения, или хотя бы на возможность ещё когда-нибудь проявить себя в казачьей службе.

 ПЕРВАЯ ПОЛЬСКАЯ КАМПАНИЯ

  События польского национально-освободительного восстания 1830–1831 гг. против российской имперской власти изучены и описаны достаточно подробно. В контексте участия в его подавлении казаков Черниговской и Полтавской губерний следует отметить, что восстание было неожиданностью для российской власти. Несмотря на очевидное численное преимущество российских войск над повстанцами, переформирование и перемещение войск императорской армии в район восстания потребовало бы достаточно долгого времени. Поэтому сразу же возникла идея использования малороссийских казаков в качестве резервной силы по образцу 15 конно-казачьих полков 1812 года.

 Малороссийский генерал-губернатор Н. Г. Репнин-Волконский решил воспользоваться опытом своего предшественника, князя Лобанова-Ростовского, и обратился к Николаю I с заверениями в верности малороссийских казаков престолу, упомянул о не утихшей ещё вражде к вероломным полякам в сердцах казаков и об их всегдашней готовности послужить отечеству подобно их отцам и дедам [25]. Вопрос невыполнения правительством данных малороссийскому казачеству обещаний особенно не обсуждался. Однако его последствия были налицо – основная масса казачества обеднела вследствие значительных человеческих и денежных потерь во время войны 1812 года, к тому же неурожаи и эпидемии последних лет и ужесточение налоговой политики в отношении казаков сделали невозможным обеспечение казачьих полков лошадьми, оружием и обмундированием исключительно за счёт казачьих обществ.

 Наконец был издан царский указ о формировании казачьего ополчения, о ликвидации недоимок и уменьшении налогов с казаков: «...Великий государь император Николай Павлович высочайшим указом своим от 6 мая сего года на мое имя данным, распорядился сформировать из малороссийских казаков в Черниговской и Полтавской губерниях восемь полков легкой кавалерии. Всемилостивый государь позаботится о малороссийских казаках, как добрый отец о своих послушных детях. Он верит, что воинственные малороссийские казаки воспользуются этим обстоятельством, чтобы продемонстрировать свою верность престолу и отчизне. А взамен обещает, что казаки не будут выплачивать недоимок, которые накопились от несвоевременной уплаты подушного, водного и сухопутного налогов, а также от сборов за свободную продажу спиртных напитков». 

 Каждый казак должен был быть «снабжен от общества суконным полукафтаном, одними суконными шароварами и двумя холщевыми портками, шинелью, шапкой черной из овчинных смушек, суконным черным галстухом, тремя рубахами и двумя парами сапог, баклажкой для воды, арканом в 10 саженец, саквами, маленьким суконным чемоданом, нагайкой и пикой, окованной железом» [10, с. 34–35]. Возраст добровольцев составлял от 20 до 60 лет. Главным критерием отбора было умение хорошо держаться в седле. Лошадьми и фуражом казачьи полки должны были обеспечиваться за счёт малороссийского дворянства.

 Как и в 1812 году, набор в казачьи полки прошел с энтузиазмом. Ещё памятны были дни казачьей славы в войне с Наполеоном, ещё не угасли надежды на восстановление старинных прав и вольностей. Собравшиеся в Нежине казаки в присутствии самого генерал-губернатора Репнина-Волконского восторженно встретили оглашение царского рескрипта выкриками о готовности сложить свои головы и пролить кровь «за царя нашего Николая Павловича».

 В каждом уезде был создан комитет по формированию казачьего ополчения во главе с местным предводителем дворянства. Деятельность уездных комитетов координировал губернский комитет, возглавляемый губернатором. Всего лишь за шесть недель было сформировано восемь кавалерийских полков из более чем 5 тысяч казаков. Оружие – сабля с портупеей, лядунка патронная с перевязью и один пистолет выдавались из казны. Одеты казаки были в темно-зелёные мундиры с красной выпушкой на воротнике и обшлагах; офицеры имели серебряные чешуйчатые эполеты с вызолоченными звёздочками и с таким же номером, присвоенным полку для различия чинов [10, с. 34–35].

 Предполагалось, что казачьи полки будут прикрывать тылы действующей армии, охранять дороги и преследовать выявленные отряды повстанцев. Уже в мае 1831 года полки были готовы к походу. Они были спешно отправлены в район Минска в распоряжение главнокомандующего резервной армией генерала от инфантерии графа П. А. Толстого. Однако поучаствовать в полномасштабных боевых действиях полтавцам и черниговцам не удалось – восстание было подавлено силами регулярной армии.

 Через полгода четыре из восьми полков возвратились домой и были распущены. Оружие у казаков изъяли и передали в Киевский арсенал. Два полка были переданы в ведение таможен для усиления ведомственной стражи, то есть были насильно переведены в солдаты. Об этом случае в «Киевской старине» написал Н. В. Стороженко, цитируя слова М. А. Максимовича: «Козаков довели до Белоруссии и потом отвели назад и поворотили их всех, добровольных-то ополченцев и за свой счет вооруженных, в солдат! Стали протестовать, но в ответ на это прогнали сквозь строй до смерти. Я не мог удержаться от невольного содрогания, когда выслушал это…» [18].

 4 октября 1831 года, за два дня до издания манифеста об окончании Польской кампании, князь Н. Г. Репнин-Волконский обратился к Николаю I с докладом, в котором рискнул напомнить о ранее данных правительством обещаниях: «Всемилостивейший Государь! Испрашивая через посредство г. управляющего главным штабом Вашего Императорскаго Величества Высочайших повелений Ваших касательно временнаго роспуска резервных эскадронов малороссийских козачьих полков, уже сформированных, я думаю сими строками донести, что и при сем последнем случае малороссийские козаки вполне доказали воинственный дух предков своих. Готовность и усердие, с которыми они стремятся от сельских занятий своих к обязанностям и трудам военной службы, превосходят по истине меру всякаго ожидания и я счастливым себя почитаю, имея право ручаться Вашему Императорскому Величеству, что столь благородныя чувства малороссийских козаков сливаются в них с нелицемерною преданностью, верностью и пламенным усердием к Вам, Всемилостивейший Государь! С гордостью можно сказать, что добрый народ сей, не взирая на тягостныя события протекшаго времени, поколебавшия его благосостояние, памятует токмо верноподданнический долг свой к Государю и любовь к родине своей. Я не ошибусь, если заключу, что чувств их достаточно для составления вернаго и надежнаго воинства.

Благотворная мысль Ваша, Всемилостивейший Государь, обратить малороссийских козаков к первобытному их воинственному состоянию предупредила цель нынешняго всеподданнейшего представления моего; но, руководствуясь опытом долговременнаго пребывания моего в крае сем, доставившем мне возможность изыскать к таковому преобразованию сего народа надежный способ, сообразный с его нравами, местным положением и выгодами общими, я осмеливаюсь всеподданнейше просить у Вашего Императорскаго Величества дозволения представить к Высочайшему благоусмотрению Вашему новый проэкт, мною по сему предмету ныне составленный.

 Я льщу себя надеждою, что приведение предположения моего было бы не невозможно.

 К рядам победоноснаго воинства Вашего присоединится значительный отряд верных и усердных поборников; на страже у Днепра стоял бы против легковерия польскаго народ воинственный, и благоденствие полмиллиона Ваших подданных упрочится на долгия времена. Ходатайствуя о сем, я долгом поставляю обратить прозорливое внимание Вашего Императорскаго Величества на события и последствия времени. В 1812 году подобное же вооружение малороссийских козаков встретило в сем воинственном племени таковое же усердие, ту же готовность и то же самоотвержение. Побуждением к сему наиболее было торжественное обещание постояннаго учреждения малороссийских полков. Последовавшая вскоре потом отмена и обращение сих ревностных воинов опять в казенные поселяне и к рекрутскому набору повергло в уныние всех козаков и внушило им недоверчивость, свойственную народу мало образованному. Сието время должно решительно почесть причиною упадка благосостояния малороссийских козаков, ибо они для вооружения своего пожертвовали тогда десятками миллионов, когда ныне и одного не издержано. Бесполезная трата сия, соединенная с утратой семейств, лишившихся подпоры и надежды своей, как следствие политической и нравственной ошибки правительства, очевидно, содействовали совершенному разорению козаков, и даже поныне многия семейства из них с стесненным сердцем вспоминают невозвратныя потери свои и неисполненный обет правительства.

 Но чувства огорчения мгновенно исчезли при первом воззвании Вашего Императорскаго Величества к вооружению. Козаки снова ополчились в надежде на благость Вашу: в ней находят они залог общаго своего благоденствия. Они забыли все труды, пожертвования исамыя чувствительные утраты, в твердом уповании, что милосердие Ваше оградит от сиротства семейства их, что они возвратятся в домы свои, продолжив срочное служение. На сем то последнем основываю и проект преобразования малороссийских козаков. При составлении онаго, я руководствуюсь благотворным предначертанием Вашего Императорскаго Величества и нынешнее время почитаю самым удобным к приведению онаго в исполнение, ибо значительное количество малороссийскаго войска уже составлено, остается только привести войско сие в надлежащую соразмерность с целым народонаселением и положить основание к прочному основанию и положению онаго» [23, с. 63–65].

Однако фактическая сторона дела была опять проигнорирована правительством. Более того, одновременно стали высказываться предложения вообще сравнять казаков в правах с крестьянами и даже запретить называться казаками, как, например, в письме полтавского помещика С. М. Кочубея князю Н. Г. Репнину-Волконскому от 11 февраля 1832 года: «Наконец, чтобы преобразовать для пользы ее Малороссию, не можно ли бы и самое имя козака заменить другим? Это совершенно было бы для земли сей благодеяние. В Польше, оставшейся части Малороссии, имя сие исчезло и все слилось с именем поляка. Почему бы их не назвать, сих свободного состояния жителей, полтавскими украинцами и черниговскими украинцами? Можно бы и губернии назвать: Украинскою Полтавскою и Украинскою Черниговскою. Обе же губернии вместе сохранили бы название Малороссии, так как Могилевская и проч. вместе составляют Белоруссию, три губернии Новую Россию, десятки Великороссию и проч., и проч. По крайней мере не было бы малороссийского козака, столь званного для воспоминания многого и для лени, и столь противящегося смешению сего народа с русским». Из этого письма со всей очевидностью следует, что получившая дворянство и полностью удовлетворенная своим положением бывшая казачья старшина уже достаточно обрусела для того, чтобы быть «более русскими, чем сами русские» (по образному выражению самого Кочубея).

 17 октября 1832 г. генерал-губернатор сообщил всем казачьим волостям, посёлкам и общинам о полученных от императора льготах: уменьшение оброка до трёх руб., а с 1832 г. – до четырех руб. с каждой ревизской души. До этого казаки Полтавской и Черниговской губерний выплачивали ежегодно государству налогов почти на 14 рублей. Но самым важным, что получили казаки, стало право на наследственное владение и продажу земли среди своего сословия, закреплённое именным указом Сената от 25 июня 1832 г. Более того, в случае чересполосицы казаки могли по разрешению казенной палаты, согласованному с военным губернатором, обменивать землю с помещичьей. Узаконивалось также право продажи спиртных напитков; военная служба ограничивалась 15 годами, причем ежегодно в солдаты бралось пять человек от тысячи казаков.

 Тем не менее, из-за отсутствия документов, невозможно проследить, смогли ли казаки в полной мере воспользоваться теми незначительными привилегиями, которые они получили от Николая I. Скорее всего, нет. Казачье безземелье постоянно создавало социальную напряжённость в малороссийских губерниях, а потому генерал-губернатор, согласовывая свои предложения с императором, неоднократно прибегал к переселениям казаков, продолжая использовать их для военной защиты границ империи и колонизации целинных земель юга Украины. Так, грубо нарушив объявленные сначала условия добровольной мобилизации против польских повстанцев (при том, что казаки ополчались и за собственные средства), их отправили на Кавказ, чтобы избавиться от беспокойных элементов.

 Два полка – один полтавский и один черниговский (в основном из неженатых малоземельных и безземельных казаков) остались при военном губернаторе и затем были переведены на Кавказ. Они охраняли Военно-Грузинскую дорогу, сменив казаков-донцов, а затем были переформированы во Владикавказский полк Кавказского линейного казачьего войска. Эти казаки с гордостью вспоминали о своей причастности к подавлению «польского мятежа». Формулярные списки многих офицеров сообщали об этом следующее:

«Командир 4-й сотни Владикавказского казачьего полка, кавалер ордена св. Анны 4-й степени с надписью "За храбрость", есаул Василий Семенович Иванюков. Сын купца 3-й гильдии Черниговской губернии поступил на службу в 7-й Малороссийский казачий полк и находился в походах в 1831 г. в Виленской губернии для истребления и преследования остатков литовских и польских повстанцев. После расформирования 7-го Малороссийского полка поступил в 2-й Малороссийский полк, который был направлен на Терек».

 «Командир 4-й сотни Владикавказского казачьего полка, есаул Иван Иванович Теремец. Из обер-офицерских детей Черниговской губернии, Городницкого уезда. Поступил на военную службу унтер-офицером в 1831 г. в бывший 8-й Малороссийский казачий полк, в составе которого воевал против польских и литовских повстанцев. При расформировании полка поступил в ноябре 1832 г. в 1-й Малороссийский казачий полк, отправляющийся на Северный Кавказ. С 1841 по 1844 гг. находился в боях и походах против непокорных кавказских горцев».

 «Начальник Александровской станицы, сотник Константин Алексеевич Стасюков, 49 лет, из дворян Черниговской губернии. В 1831 г. поступил в 7-й Малороссийский полк унтер-офицером и находился в походах против польских и литовских повстанцев. При расформировании 7-го Малороссийского полка направлен во Владикавказский казачий полк. В 1849–55 гг. – начальник станицы Змейская. Кавалер ордена св. Анны 4-й степени».

 «Начальник станицы Урухская, сотник Александр Михайлович Лубченко, 46 лет, из казаков Полтавской губернии. Имеет знак отличия военного ордена св. Георгия. Поступил на службу в 1831 г. в 7-й Малороссийский казачий полк, принимал участие в боевых действиях в Польше. После расформирования полка поступил в 1-й Малороссийский казачий полк, который был переведен на Кавказ в 1832 г.»

 «Начальник станицы Владикавказская, сотник Григорий Симонович Хоменко, 45 лет, из казаков Черниговской губернии. Имеет знак отличия военного ордена св. Георгия. Поступил на службу в 7-й Малороссийский казачий полк, участвовал в военных действиях против польских и литовских повстанцев. После расформирования полка вступил в 1-й Малороссийский казачий полк, который был переведен на Кавказ».

 «Начальник станицы Пришибская, хорунжий Никита Иванович Плющ, 48 лет, из казаков Черниговской губернии. Поступил в бывший 6-й Малороссийский казачий полк, участвовал в походах против поляков и литовцев в 1831 г.» [12, с. 249].

 С переселением малороссийских казаков на Терек связан ещё один интересный исторический факт. Оказавшись в окружении горцев-иноверцев и казаков-старообрядцев, черниговцы и полтавцы затосковали по родине. К тому же масса неженатых казаков не совсем увязывалась с колонизационной политикой российского правительства, предполагавшей создание казачьих станиц, населённых семейными казаками. Вопрос разрешился просто – всё в тех же Черниговской и Полтавской губерниях были набраны незамужние государственные крестьянки, пожелавшие переселиться на Кавказ. Это переселение, получившее в Украине полулегендарную окраску, известно в народе как «Девичий набор» [7].